Человек безумный. На грани сознания  - Виктор Тен

«Высшие психические функции несводимы к элементарным» // «Высшие психические функции неоткуда вывести, кроме как из элементарных».

Так ставился вопрос Бехтеревым. Понимая как первое, так и второе, он предложил две науки с перспективой совмещения в последующем. И наметил путь: через изучение неконтролируемых состояний сознания, которые являются чистой физиологией, но непосредственно связаны с высшими функциями.

Сомнительная заслуга Выготского была в том, что он проблему формирования высших функций на базе элементарных представил как дилемму «биологическое//социальное», как истый марксист. В итоге старый парадокс стал выглядеть совершенно по-иному. Вот как его сформулировал Б. Ф. Поршнев в книге «О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии)»:

«Социальное нельзя свести к биологическому // Социальное не из чего вывести, кроме как из биологического» (Поршнев, 1974. С. 17).

Но эта четкая формулировка стала констатацией очередного тупика, убедительно обрисованного Поршневым. (Это в 1968 году! Можно ли говорить, будто Выготский решил эту проблему в начале тридцатых?)

В формировании спонтанных детских понятий нет ничего необычного, считает Выготский, они складываются, как система рефлексов, опирающихся друг на друга по степеням сложности. Как пишет Выготский, «спонтанное понятие ребенка развивается снизу вверх, от более элементарных и низших свойств к высшим» (Выготский, 1982. Т. 2. С. 262). Точно как рефлексы: рефлекс 1-й степени, на него опирается рефлекс 2-й степени, на него рефлекс 3-й степени, и т. д.

Совершенно по-другому формируются научные понятия, считал Выготский. «Исследования М. Фогеля показали, что ребенок, по-видимому, не входит в область отвлеченных понятий, отправляясь от специальных видов и поднимаясь все выше. Напротив, сначала он пользуется наиболее общими понятиями. К рядам, занимающим среднее место, он приходит не путем абстракции, или снизу вверх, а путем определения, переходя от высшего к низшему. Развитие представления у ребенка идет от недифференцированного к дифференцированному, а не обратно. Мышление развивается, переходя от рода к виду и разновидности, а не наоборот» (там же. С. 179).

Возникает вопрос: откуда в голове ребенка эти загадочные «общие понятия»? Когда они влетели в детские головы, если спонтанные понятия складывались по рефлекторному принципу лесенки? С самой высокой ступени начинается обучение в школе, начинается формирование научных понятий, – и тут выясняется, что в голове ребенка уже есть какие-то общие, отвлеченные, недифференцированные понятия. Выготский назвал их «синкретичные псевдопонятия». По сути дела, это то же, что и «синкретичные предпонятия» Пиаже. Надо признать, что определение Выготского более точное.

Запутался Выготский сам и надолго запутал своих адептов. Именно адептов, потому что в СССР и даже в современной РФ был и есть культ Выготского: «гения» и «Моцарта». А он оказался в сумрачном лесу, и поделом, потому что соврал в самом начале со своим мальчиком, рисующим трамвай. Соврал, потому что скрыл настоящее, что показали маленькие дети. Испугался настоящего знания с его живой кровью.

Интересно, что Выготский, пытаясь ответить на вопрос «откуда у детей синкретичные псевдопонятия», обращается к тем, кого раньше критиковал.

О первобытных людях:

«Исследователями давно отмечена чрезвычайно интересная особенность мышления, описанная впервые Л. Леви-Брюлем в отношении примитивных народов, А. Шторхом – душевнобольных и Пиаже – детей. Эту особенность примитивного мышления, составляющую, очевидно, свойство мышления на ранних генетических ступенях, называют обычно партиципацией. Под этим словом разумеют отношение, которое примитивная мысль устанавливает между двумя предметами или двумя явлениями, рассматриваемыми то как частично тождественные, то как имеющие очень тесное влияние друг на друга, в то время как между ними не существует ни пространственного контакта, ни какой-либо другой понятной причинной связи».

О детях:

«У Пиаже есть очень богатые наблюдения относительно такой партиципации в мышлении ребенка, т. е. установления ребенком таких связей между различными предметами и действиями, которые с логической точки зрения кажутся совершенно непонятными и не имеют никаких оснований в объективной связи вещей».

О шизофрениках:

«Наконец, и мышление шизофреников, как правильно показывает Шторх, также носит комплексный характер. В мышлении шизофреников мы встречаемся с множеством своеобразных мотивов и тенденций, которым, по мнению Шторха, присуща общая черта: они относятся к примитивной ступени мышления. Возникающие у больных единичные представления связаны в комплексные, совокупные качества…» (Выготский, 1982. Т. 2. С. 161).

В вопросе о формировании понятий у Выготского все перевернуто с ног на голову. На самом деле, формирование научных понятий на базе предпонятий ребенка не составляет проблему психологии. Это проблема педагогики. Настоящую психологическую проблему представляет собой формирование спонтанных псевдопонятий у маленьких детей: синкретичных, партиципированных, кататимических. Они и составляют то неясное «общее», из которого в ходе обучения выкристаллизовываются научные понятия. Тот дремучий лес, в котором прорубаются просеки к свету разума.

В середине XX в. во Франции интенсивно работал другой марксистский психолог – Анри Валлон. Он, как многие после Пиаже (Прейер, Пере, Мажо, В. Штерн, Декроли, Дирборн, Шин, Скапен, Крамоссе, П. Гийом), будучи шокирован его выводами, приступил к самостоятельному изучению детской психики. Валлон являлся убежденным марксистом и не мог полностью согласиться с Пиаже, особенно в том, что «турбулентности» детского мышления имеют эндогенное происхождение.

Пиаже подчеркивал, что его исследование имеет «чисто педологический характер», без претензий на филогенез. Валлон всячески подчеркивал социальный фактор, поэтому делал упор на филогенез. Человек, согласно Дюркгейму и Марксу, – социальное животное. Следовательно, в филогенезе общества заложены особенности онтогенеза детской психики.

Валлон не смог существенно поправить Пиаже, потому что его опыты с детьми не только подтвердили выводы Пиаже, но даже еще и развили. С другой стороны, выход на филогенез, ведущий начало от обезьян, в принципе не мог дать результата в смысле объяснения диссоциированной психики детей. Поэтому теория Валлона выглядит незавершенной, полной общих слов об обществе и человеке, как все марксистские теории. Впоследствии его недосказанности прямо, топорно, сформулирует Б. Ф. Поршнев – и прозвучит набатом.

Самые интересные, ранние и свежие, работы Валлона «Турбулентный ребенок» (L’enfant turbulent, Paris, 1925) и «Истоки детского мышления» (Les origins de la pensée chez I’enfant. P., 1945) на русский язык не переведены, их нет даже в наших библиотеках ввиду исторических событий. В переводе есть только книга 1959 года «Психическое развитие ребенка», пожалуй, самая осторожная, но и здесь Валлон, по сути дела, подтверждает и развивает Пиаже. Кстати сказать, переводчик и комментатор Л. Анцыферова назвала автора «Баллоном» (это не в осуждение, а чтобы читатель не путался в списке литературы).